Воспоминания орчан о войне. Лучше один кусок хлеба – каждый день, чем десять кусков за один раз
27 января отмечается день снятия блокады Ленинграда. Для Марины Шиленко, которая глубоко вросла корнями в степной Орск и обзавелась правнуками, эта дата Великой Отечественной войны всегда будет щемить сердце.
В Ленинграде уже давно отошла государству мамина комнатушка в коммуналке, где та с четырьмя детьми жгла в печи остатки мебели для приготовления кипятка и укрывала голодных ребят одеялом на одной кровати, приговаривая, что если и погибнуть от бомбы, то всем вместе. Однако выжили все.
Марине было четыре с половиной года, когда началась война. Детские воспоминания – будто кадры из страшного фильма. Вот из сожженных немцами продуктовых складов течет черная жижа. Это расплавился сахар вперемешку с другой провизией. Вот дети, едва началось лето, едут назад от бабушки из деревни под Лугой. Вокруг – кучи битого стекла и поезда с крестами и зияющими окнами. Мать пропадала на работе на фабрике «Скороход» по 12 часов, добираясь пешком. Изможденная женщина выстаивала каждое утро очередь в булочную за хлебом. Уже после войны она рассказала, почему не отоваривала карточки сразу на 10 дней: не хватило бы терпения столько хранить сокровенный продукт. Оставляла на тарелке каждому ребенку по два кусочка и накрывала полотенцем. Один – на утро, другой – на вечер. Дети были воспитаны так, что даже подумать не могли съесть все сразу. Запивали горячей водой, на том обед был закончен. Благодаря своей твердости мать и сохранила жизнь всем детям. Младший, Валерка, в два с половиной года перестал от слабости ходить, и никто бы не подумал, что спустя годы в газете «Комсомольская правда» журналист и фотокорреспондент Василий Песков сделает в Архангельске уникальный снимок молодого командира вертолета Валерия Гопко.
Газету Марина Дмитриевна до сих пор бережно хранит. Брат дожил до 61 года и налетал 17 лет командиром ТУ-154. Жил в последнее время в Ленинграде, любил гостить у сестры в Орске и ценил город за жаркое солнце и красивую природу вблизи Губерли.
К племянникам и после смерти мамы Шиленко с детьми-внуками ездила, как домой. Она всегда называла Ленинград родным домом и старалась выбираться туда каждый год в отпуск. Сестры и братья оставались дружными все эти годы. А однажды Марина Дмитриевна даже пришла с ними краем глаза посмотреть на ту самую комнату, да так и не решилась войти в чужой уже подъезд.
Помнит блокадница, как в июле эвакуировали всех в Сибирь, в Кемерово. Мама не раз отказывалась, но в итоге пригрозили забрать детей и отправить их из города с детским домом: хлеба на всех уже не хватало.
– Везут нас по Ладоге на катере, – рассказывает Шиленко. – Как сейчас перед глазами: волны бьют в иллюминатор. Вдруг страшный плач, крик, заходит женщина-капитан в белой фуражке и говорит: «Это наш самолет, охраняет, не бойтесь». Все уже тогда знали, сколько немцы успели затопить таких катеров. Причалили к берегу, идем по длинному деревянному настилу, в руках матери небольшой узелок. Цинга ее тогда мучила: живот был огромный, и все зубы потеряла. Кусает хлеб, а в мякише они и остаются. Из землянок выскакивают солдаты – кто с хлебом, кто с котелком, все подряд нам в руки суют. Потом по дороге кое-какую одежонку мать меняла на яйца и молоко. Помню душ, санобработку и как ехали на лошади 47 километров по тайге от станции Тяжин. Извозчик тогда все хвалился, какой хороший и богатый у них колхоз, а мама ему говорит: «А что ж у тебя вожжи-то такие драные – узел на узле?»
В деревне мать стала почтальоном. Это была самая страшная работа: носить похоронки. Здесь получили и трагическую весть о смерти отца. Он погиб на фронте в январе 1942-го, а похоронка нашла родных только в июне. В 1944-м мать вызвали вновь на «Скороход». Марина Дмитриевна до сих пор удивляется, как слаженно и четко работали службы: находили всех и каждого в казалось бы забытых богом местах. Зато сейчас, в мирное время, запросто теряются архивы, да и вообще царит безразличие, о котором в войну и подумать не могли. В Ленинград с северных краев семья не торопилась, пока в сентябре не выкопала картошку, но она по дороге куда-то затерялась – винят крыс. В пути ели топленое деревенское масло, которое до сих пор наша собеседница недолюбливает, а старшие сестры учили Марину читать. До станции Чудово доехали, поезд остановился. Военные зашли в вагоны и объявили, что въезд в Ленинград прекращен, поэтому «ройте землянки и оставайтесь здесь». Вновь крик, плач, а мама и говорит: «А в Лугу можно?» Повезло, нашли дорогу, добрались до бабушкиного дома и попросились переночевать.
– Бабушка была жива, семья дядьки ютилась вместе с ней, – говорит Марина Дмитриевна. – Я только сейчас представляю, какие эмоции мы все пережили от этой встречи.
Потом вернулись в Ленинград, все пошли в школу, выучились на красные дипломы в техникумах и институтах. И потекла другая жизнь. Мама получила медаль «За оборону Ленинграда» и награду как мать-героиня. После войны на свет появился пятый, Сережка: она вышла второй раз замуж, за соседа, и прожила в той самой коммуналке до 1977 года.
После окончания техникума легкой промышленности Марина Шиленко была направлена по распределению в 1956 году в Орск на швейную фабрику, где трудилась в должности заместителя главного инженера всю жизнь. Вышла замуж, воспитала двоих детей, трех внуков и трех правнуков.
Сейчас блокадница Шиленко возглавляет клуб «Как молоды мы были». Он носит имя Зои Шереметьевой, благодаря которой в Орске начали объединяться и вести активную общественную работу бывшие жители Ленинграда. В Ленинском районе остались 3 блокадника и 8 узников концлагерей. Из-за пандемии их когда-то теплые встречи невозможны, поэтому просто созваниваются и обмениваются новостями.
Юлия Замятина,
корреспондент